Пурпурные реки - Страница 55

– Что?!

Человек поднялся на одну ступеньку и сел рядом с Каримом. Он снова заговорил, и на сыщика пахнуло запахом бензина, шедшего у него изо рта:

– Жара в то лето стояла убийственная, рельсы и те, наверное, плавились, ей-богу! Жюд заявлялся к нам четыре воскресенья подряд. Мы с ним были почти ровесники. Играли вместе. Я учил его выдыхать огонь. Ну, в общем, знаешь, как оно бывает в этом возрасте: ребятня сходится быстро – не успеешь оглянуться.

Карим сверлил Бразеро взглядом.

– И ты так хорошо все помнишь спустя четырнадцать лет?

– Но ты ведь на это и рассчитывал, верно?

Сыщик повысил голос.

– Я тебя спрашиваю, почему ты так хорошо запомнил все это.

Циркач спрыгнул вниз, сдвинул каблуки и, поднеся факел ко рту, дунул. Над факелом взвился столб огненных искр.

– А помню я, парень, оттого, что было в этом мальце кое-что особенное.

Карим вздрогнул.

– Где? На лице?

– Нет, не на лице.

– Тогда что же?

Циркач выдохнул несколько языков пламени и рассмеялся:

– А вот что, парень: Жюд-то был девчонкой.

33

Медленно, шаг за шагом, Карим начинал открывать истину. По словам извергателя огня, ребенок, четырежды приходивший в цирк Бразеро, был девочкой, тщательно преображенной в мальчика. Короткая стрижка, мальчишеская одежда, мальчишеские ухватки. Рассказ циркача не оставлял и тени сомнения: «Она ни разу не призналась мне в этом... Это была ее тайна, понял? Просто я сам заметил, что дело неладно. Во-первых, очень уж она была хорошенькая, прямо куколка, ей-богу! Да и голосок у нее был тоненький, девчачий. А главное – фигурка... Ей было лет десять – двенадцать, но кое-что уже начинало проклевываться. Засек я еще и другое. Она носила в глазах такие штучки, которые меняют цвет зрачков. Они у нее были сплошь черные, как чернила, таких в природе не бывает. Уж на что я был несмышленыш, а и то заметил. Она все жаловалась на резь в глазах, говорила, что боль пронизывает голову насквозь...»

Карим пытался сложить части этой головоломки. Мать ребенка смертельно боялась демонов, охотившихся за ним. По этой причине она и покинула прежнее место жительства и переселилась в Сарзак. Там она взяла себе новую фамилию – Карим клял себя за то, что не догадался проверить это раньше, – сменила имя ребенка и, более того, его пол, стараясь как можно надежнее укрыть от опасности. Таким образом, его совершенно невозможно было найти и опознать. Однако два года спустя демоны появились и в этом городке, в Сарзаке. Они по-прежнему искали ребенка и могли вот-вот обнаружить его. Обнаружить ЕЕ.

И мать впала в безумную панику. Она уничтожила все документы, журналы, записи, где упоминалось имя ее дочери – пусть даже вымышленное. И главное – фотографии, ибо одно было совершенно ясно: преследователи могли не знать нового имени ребенка, но они знали его в лицо. Именно лицо они и разыскивали: оно служило доказательством, уликой. По этой-то причине они и должны были начать со школьных снимков в поисках своей жертвы. Но кто же были эти демоны? И откуда они явились?

Карим спросил Бразеро:

– Эта девочка никогда не говорила с тобой о демонах?

Молодой человек продолжал свои манипуляции с факелом.

– О демонах? Нет. Демоны... – Он с усмешкой оглянулся на своих товарищей, – ...это, скорее, мы сами. А Жюд вообще была не болтлива. Мы больше играли. Я только и успел, что научить ее плеваться огнем.

– Это ее интересовало?

– Говорю тебе: она глаз не спускала с огня. И попросила научить ее... чтобы защищаться. И защитить мать. Так она мне сказала. Странная она была, эта малышка.

– О матери она что-нибудь рассказывала?

– Нет, мать я никогда и не видел... Жюд сидела здесь часок-другой, потом смотришь – а ее уже и след простыл... Прямо как Золушка. Каждый раз она исчезала таким манером, а потом и вовсе перестала приходить.

– Больше ничего не вспомнишь? Еще какие-нибудь мелочи, странности, которые могли бы мне помочь?

– Нет.

– Например, ее имя... Она никогда не говорила, как ее зовут на самом деле?

– Нет. Но вот что интересно: она крепко держалась одного...

– Чего?

– Я было стал называть ее Джуд, на английский манер, как в одной песенке у битлов. Но она жутко злилась и все требовала, чтобы я произносил «Жюд», как французы. Так и вижу, как она складывает губки бантиком и твердит мне: «Жюд! Жюд!»

И циркач задумчиво улыбнулся своим воспоминаниям; глаза его отрешенно смотрели куда-то вдаль. Карим заподозрил, что «огнедышащий дракон» был по уши влюблен в девочку. Бразеро, в свою очередь, задал вопрос:

– Ты, значит, ведешь расследование? Почему? С ней что-нибудь стряслось? Теперь ей должно быть...

Карим не слушал. Он размышлял о маленькой Жюд, два года проучившейся в классе под вымышленным именем. Каким образом матери удалось подделать документы при поступлении в новую школу? Как она ухитрилась выдавать дочь за мальчика, обманывая окружающих, а главное – учительницу, ежедневно видевшую ребенка?

Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Он спросил у человека-факела:

– Здесь есть телефон?

– Обижаешь, парень! Мы не какая-нибудь деревенщина. Пошли!

Циркач проводил Карима к пестрой будочке за ареной.

Внутри стоял телефон. Сыщик набрал номер школы Жана Жореса. Брезент над его головой яростно хлопал от ветра. Акробаты на арене продолжали извергать пламя. После трех гудков ответил мужской голос.

– Я хотел бы поговорить с директором школы, – произнес Карим, еле сдерживая нетерпение.

– Кто ее спрашивает?

– Лейтенант Карим Абдуф.

Прошло несколько секунд, и в трубке раздался запыхавшийся женский голос. Полицейский начал без всяких предисловий: