Пурпурные реки - Страница 65

Сам не зная отчего, Ньеман внезапно проникся уверенностью, что эти слова пролили совершенно иной свет на расследуемое им дело. Он еще не знал, к чему все это ведет, но был почти уверен, что убийца разделял убеждения Шернесе. Врач тем временем продолжал:

– Эта область науки возникла в конце прошлого века. Один немец, приручавший орлов, констатировал странное явление: когда одна из птиц сломала лапу, у нее в глазу появилось маленькое золотистое пятнышко, словно отпечаток несчастного случая. И такие физические отметины существуют, я лично в этом убежден. Кто знает, может, ваш убийца, вырывая глаза у своей жертвы, хотел тем самым уничтожить следы какого-то события, запечатленного на радужной оболочке.

Ньеман отступил к двери, и тень доктора удлиняясь, поползла за ним следом. Он задал свой последний вопрос:

– Почему вы не отвечали по телефону сегодня днем?

– Потому что я его отключил, – с улыбкой ответил врач. – Я не консультирую по понедельникам и решил сегодня привести в порядок кабинет.

Он вернулся к шкафу и, достав оттуда пиджак, облачился в него одним широким уверенным взмахом. Костюм благородного синего цвета не стеснял движений и сидел на плотной фигуре врача как влитой. Шернесе, видимо, только теперь понял смысл вопроса Ньемана.

– А вы звонили, чтобы встретиться со мной? Очень сожалею, что заставил вас напрасно потратить время, – я мог бы изложить вам все сказанное и по телефону.

Комиссар чувствовал, что врач лжет: ни о чем он не сожалел, на его смуглом лице явственно читались эгоизм и полнейшее равнодушие к происходящему. Похоже, он уже начисто забыл об окровавленных глазницах Реми Кайлуа.

Ньеман еще раз взглянул на анатомические рисунки; на них плясали тени деревьев, и оттого казалось, что красные жилки, опутавшие страшные белые шары, извиваются, как змеи.

– Нет, я потратил время не напрасно, – прошептал он.

* * *

На улице комиссара ждал новый сюрприз. Облокотившись на капот его машины, спиной к фонарю, стоял человек. Он был так же высок, как сам Ньеман, походил на араба и носил длинные косы, пеструю шапочку и остроконечную мефистофельскую бородку.

Опытный полицейский должен с первого взгляда распознавать тех, кто представляет опасность. Этот верзила, несмотря на свою скучающую позу, был явно опасен. Он напомнил Ньеману торговцев наркотой, за которыми ему приходилось гоняться по темным парижским улочкам. Комиссар мог поклясться, что у парня где-то спрятан пистолет. Взявшись за свой «манюрен», Ньеман осторожно двинулся вперед и... не поверил своим глазам: араб радостно улыбнулся.

– Комиссар Ньеман? – спросил он, когда полицейский был уже в нескольких метрах от машины.

И, не дожидаясь ответа, сунул руку за пазуху. Ньеман выхватил револьвер и прицелился:

– Стой, ни с места!

Мефистофель опять улыбнулся, на сей раз насмешливо; в нем чувствовалась такая уверенность в себе, какую Ньеман редко встречал даже у самых отпетых бандитов. Потом негромко сказал:

– Спокойно, комиссар. Меня зовут Карим Абдуф, я лейтенант полиции. Капитан Барн сказал мне, что я смогу застать вас здесь.

Вытащив из-за пазухи руку, араб помахал перед носом Ньемана трехцветным удостоверением. Комиссар нехотя сунул оружие в кобуру, но продолжал настороженно следить за странным парнем. Теперь он разглядел у него в ушах, под косами, множество блестящих сережек.

– Разве ты из бригады Аннеси? – недоверчиво спросил он.

– Нет. Я из Сарзака. Департамент Ло.

– Не слыхал.

Карим спрятал удостоверение.

– Да, нас мало, и мы свято храним нашу тайну.

Ньеман с улыбкой взглянул на наглеца.

– Ну и что же ты за сыщик? Мефистофель звонко щелкнул по антенне машины.

– Я тот самый сыщик, которого вам не хватает, комиссар.

38

Оба полицейских пили кофе в маленькой придорожной забегаловке на автостраде № 56. Вдали светились огоньки жандармских кордонов, перед которыми тормозили машины.

Ньеман внимательно выслушал торопливый рассказ Абдуфа, сыщика, возникшего неведомо откуда; похоже, его странное расследование напрямую было связано с делом об убийствах в Герноне. Однако история, рассказанная арабом, казалась слишком запутанной. Таинственная женщина, пустившаяся в бега вместе с дочерью, переодетой мальчиком; демоны, возжелавшие уничтожить опасное свидетельство – лицо ребенка; в общем, какое-то нагромождение нелепостей. Тем не менее был в этом бреде один вполне реальный элемент: лейтенант из Сарзака имел неопровержимое доказательство того, что Филипп Серти в ночь с воскресенья на понедельник осквернил могилу на кладбище маленького городка в департаменте Ло. И эта информация была важнее всего. Филипп Серти, вполне вероятно, был осквернителем могилы. Конечно, следовало для начала сравнить частицы резины, обнаруженные на кладбище Сарзака, с покрышками его «Лады». Но если они совпадут и подозрения араба подтвердятся, это станет для Ньемана первым конкретным доказательством вины второй жертвы.

Что касается других сведений Карима Абдуфа – этой бредовой истории про мать и дочь, преследуемых демонами, – то комиссар не совсем уразумел, какое отношение они имеют к данному делу. Он спросил у Карима:

– Ну и каковы твои выводы?

Молодой человек нервно вертел в руках кубик сахара.

– Я думаю, демоны проснулись вчерашней ночью, по неизвестной причине. И Серти, приехав в нашу дыру, забрался в школу и в склеп, чтобы проверить нечто, имевшее отношение к бегству той женщины в восемьдесят втором году.

– Значит, один из твоих демонов – Серти?

– Именно.