Пурпурные реки - Страница 99

– Потому что они были хитрее тебя! Но они преследовали и почти настигли нас, уж можешь мне поверить... Они уже собирались нас убить, но тут-то и произошел этот «несчастный случай».

– Как... как вы это устроили?

– Мама готовилась к нему целый месяц. Особенно к тому, как разбить машину о барьер, а самой остаться в живых.

– Но... но тело? Чье оно было?

Жюдит ответила язвительным смешком. Карим вспомнил окровавленные железные прутья, канистры с бензином, багровые лужи на полу котельной. И он понял, что Фанни только поддерживала сестру в ее свирепой неудержимой жажде мести, а главной истязательницей была Жюдит. Безумная Жюдит. Безжалостная фурия, которая, вероятно, и столкнула машину Ньемана с бетонного моста.

– Мама читала в местных газетах всю хронику происшествий и несчастных случаев. Изучала некрологи, наведывалась в больницы и на кладбища. Она искала тело ребенка моего роста и возраста. И за несколько дней до нашей инсценировки выкопала из могилы труп мальчика, похороненного в ста пятидесяти километрах от Сарзака. Это было замечательно придумано! Мама давно решила официально объявить о моей смерти под именем мальчика Жюда – чтобы ее стратегия лжи наконец увенчалась успехом. В любом случае она собиралась изуродовать тело до неузнаваемости. Так, чтобы невозможно было определить даже пол ребенка.

У Жюдит снова вырвался странный рыдающий смешок. Она продолжала:

– Карим, ты должен знать... С пятницы по воскресенье труп находился у нас в доме. Этот мальчик погиб, катаясь на мопеде, его тело и без того было страшно изувечено. Мы положили его в ванну, наполненную льдом, и стали ждать подходящего момента.

У Карима мелькнула неожиданная догадка:

– Это Крозье вам помогал?

– С начала до конца. Он был без памяти влюблен в мою маму. И понимал, что вся эта адская комбинация задумана для нашего спасения. Ну так вот, мы прождали два дня. В нашей каменной лачуге. Мама играла на пианино. Играла, играла, без конца... Одну и ту же сонату Шопена, си-бемоль минор. Словно хотела заставить себя и меня забыть этот кошмар...

А я чуть не сошла с ума из-за этого трупа, разлагавшегося в нашей ванной. От контактных линз у меня нестерпимо болели глаза. И каждый звук пианино вонзался в мозг, как острый гвоздь. Голова просто раскалывалась... И еще, Карим: мне было страшно, невыносимо страшно...

– А твои отпечатки – там, в досье? Как вы их сделали?

Жюдит улыбнулась сквозь слезы; ее лицо сияло ангельской свежестью в ореоле воздушных кудрей.

– Ну, это было проще всего. Крозье взял у меня отпечатки пальцев и подменил карточку в досье. Мама ведь ничего не упускала, ни единой мелочи – вдруг демоны решат проверить и это...

Полицейский яростно сжал кулаки. Ну, конечно, все проще простого, как же он сам до этого не додумался! И тут, в мгновенном озарении, он вспомнил руку, облепленную пластырями и сжимавшую его «глок» во тьме под дождем.

– Значит, сегодня ночью... это была ты?

– Ну, конечно, мой милый сфинкс, – усмехнулась Жюдит. – Я пришла туда, чтобы покарать Софи Кайлуа, эту шлюшку, по уши влюбленную в своего мерзавца мужа. Покарать за то, что она не осмелилась выдать его и других... Вообще-то мне нужно было тогда же прикончить тебя. – Из глаз ее снова брызнули слезы. – Если бы я это сделала, Фанни осталась бы жива... Но я не смогла... не смогла...

Жюдит помолчала, вытирая глаза под козырьком шлема. Потом снова зазвучал ее прерывистый, торопливый рассказ:

– Сразу же после моей «гибели» я встретилась с Фанни в Герноне. Она добилась от родителей разрешения жить в интернате школы Ламартина... Ее поселили в комнате на верхнем этаже... Нам было всего по одиннадцать лет, но мы моментально научились жить в унисон... Я спала на чердаке, под крышей... Я уже тогда увлекалась альпинизмом. И легко пролезала в комнату сестры, карабкаясь по балкам, через окна... Настоящий человек-паук... И никто ни разу меня не заметил...

Прошли годы. Мы с сестрой могли подменять одна другую в любой ситуации – на лекциях, в ее семье, в компании друзей. Мы с ней вели одну жизнь на двоих, но по очереди. Фанни тянулась к знаниям, она знакомила меня со всякими научными трудами, с геологией... А я приобщала ее к альпинизму, показывала ей горы и реки. Дополняя друг дружку, мы составляли вместе одну совершенно уникальную, фантастическую личность – эдакий дракон о двух головах.

Иногда мы ходили в горы на встречи с мамой. Она приносила нам еду. Она никогда не говорила о тайне нашего рождения и о двух годах жизни в Сарзаке. Ей казалось, что если мы будем молчать об этом, то сможем стать счастливыми... Но я-то не забыла прошлого. Я всегда носила с собой рояльную струну. И мысленно слушала сонату си-бемоль. Сонату маленького трупа в ванной... Иногда у меня случались дикие приступы бешенства, и я с такой силой стискивала струну в кармане, что она едва не разрезала мне пальцы. В такие минуты я вспоминала все: свой ужас там, в Сарзаке, где мне приходилось изображать мальчика, воскресные дни в Сете и цирк, где меня научили извергать огонь, ту последнюю ночь перед аварией, когда я осталась одна, а мама уехала с мертвым ребенком.

Она так и не назвала мне имена убийц, злодеев, которые преследовали нас и задавили насмерть моего отца. Я внушала ей страх – даже ей!.. Мне кажется, она понимала, что в один прекрасный день я доберусь до этих душегубов... Моя месть только ждала толчка извне, какой-нибудь искры, чтобы вспыхнуть грозным пожаром. Мне только бесконечно жаль, что история с поддельными картами всплыла так поздно, когда старшие Кайлуа и Серти уже сдохли, к сожалению, своей смертью...